Глава 5. Те же и Катя
Его прервал стук в дверь. Профессор открыл, и весьма миловидная девушка вкатила тележку с яствами.
— Ваш заказ!
И она ловко начала накрывать на стол.
Профессор оказался гурманом! Передо мной, как по волшебству, на широкой дубовой поверхности появились судки с ароматно пахнущей солянкой, миски с разнообразными соленьями, блюдо с зеленью и овощами и, наконец, почему-то плов. Пахло все сногсшибательно!
Впрочем, поначалу я все свое внимание сосредоточил на девушке, показавшейся мне смутно знакомой. Точно! Она сидела на ресепшн сегодня утром.
Расставив яства, она уж было собралась уходить, но я постарался, как поется в песне, не дать ей уйти. Быстро выяснил, что зовут ее Катя, она действительно работает на ресепшн, и ее привлекли доставить блюда, так как «в ресторане зашиваются и полный некомплект».
— Позвольте пригласить Вас разделить с нами эту скромную мужскую трапезу! – предложил я широким жестом.
— Ну что вы, я на работе… — засмущалась чаровница.
Честно говоря, я считаю, что охмурять персонал – занятие не вполне спортивное, и обычно стараюсь не злоупотреблять этим. Однако тут и ситуация была необычная, и Катя очень уж хороша – скромница, волосы убраны под фирменную шапочку, строгий голубой наряд, живые карие глаза, в коих виднеются бесенята… Барышня, пожалуй, не была такой уж молодухой – едва заметные морщинки возле глаз, чуть-чуть полноватая. Где-то к тридцатнику, оценил я. Но, в конце концов, спелый плод слаще, не так ли? А главное, я чувствовал себя в ударе, и, ей-богу, заслуживал теплого женского бока рядом.
И впрямь – уговаривать долго не пришлось, Катя, очень мило изображая смущение, присела за стол с нами, повторяя «только на 5 минут!» Конечно-конечно. Зато наш Александр Глебович, напротив, являл все признаки нетерпения – похоже, он готов был прямо с места в карьер броситься на улицу каких-то Речников за столь счастливо обнаруженным (мною!) инженером. Еле-еле уговорил торопыгу остаться и немного поесть.
Сам я считал, что торопиться уже некуда. В самом деле – полчаса ничего не решат, адрес мы знаем; если хитрец-инженер дома– мы накроем его непременно сегодня же вечером; если же он, скажем, решил воспользоваться внезапным отпуском и уехал куда-нибудь кататься на лыжах – мы его в любом случае не застанем. Так зачем дергаться?
Профессор в итоге сдался и даже достал из пышного серванта бутылочку «Хеннеси» и бокалы.
Чокнулись, выпили за Рождество.
— Как же вы додумались про СВД? – спросил профессор.
— В этом ничего особенного, — сказал я скромно. – Просто идея, что партийное начальство на станции наверняка знают хуже, чем городское или отраслевое. А все неизвестное пугает. Гордеев главный инженер ТЭЦ, по городским меркам это шишка. Значит, должен быть в так называемом «активе». Ну и дальше, вы слышали – дело техники.
— Прекрасно! – снова восхитился профессор. – А почему СВД?
— Ну, это ж традиционное сокращение названия партии, «Священная держава». В России трехбуквенные сокращения обожают: СВД, АКМ… У вас в Калининграде разве не так?
— А? – невпопад сказал проф. – Да, конечно, и у нас так же… В Германском бундестаге есть тоже партия с таким сокращением, я читал, но там это «Свободные демократы»…
— Так это и у нас так – экспортный вариант сокращения (ох уж мне эти профессора! Полный отрыв от жизни!). Ну да бог с ней, с политикой, будь она неладна. Давайте уж, раз мы так хорошо сидим, расскажите нам с Катей по-быстрому – о чем в той тетрадке написано?
И я заодно в двух словах рассказал Кате историю про неуловимого инженера, попутно очень удачно и незаметно малость приобняв ее за плечо. Катя, впрочем, руку мою аккуратно сняла, хотя и не отодвинулась.
Профессор был поражен.
— Как? Вы не знаете, что в тетради?!
— Ну, — малость смутился я, — знаю в общих чертах. Почерк уж очень неразборчивый, да еще формулы… Короче, там вроде про какой-то катаклизм, что-то типа локального конца света, да?
— Ой! – сказала Катя. – Что это вы такое говорите?!
— Вот видите, — сказал я шутливо. – Вот мы уже напугали бедную девушку.
Профессор, впрочем, был серьезен.
— Тут ведь в самом деле есть чего пугаться, друзья мои. Но я не поверю – ведь у вас в руках такой ценный источник информации! Неужели вы ничего не прочитали там про солнечное пятно, про ВС, про срок износа, про предполагаемые масштабы разрушений?
По правде говоря, я тетрадку так и не открывал – как-то все некогда было, да и не люблю я сушить мозги над откровенными бреднями. Поговорить еще ладно, но читать?! Однако симпатичного профессора обижать не хотелось, поэтому ответил осторожно:
— Нуу… Про ВС я знаю – это «Вооруженные Силы». О чем там речь – об армии вторжения с Марса?
— Боже! – всплеснул руками профессор. – Да нет, там все гораздо проще. Должен вам сказать, что у меня довольно неплохое математическое образование, а по специальности я – криптолог. Поэтому я прочел практически всю тетрадку, и многие выкладки мне показались чрезвычайно интересными. Да! Не скажу убедительными, но – интересными. Хотя я знаю, что многим моим… коллегам так не показалось. Тем не менее я убежден, что Гордеев – оригинальный и глубокий мыслитель, а то, о чем он говорит, вполне может быть правдой. Как ни дико это звучит.
— И? – подбодрил я его. – Что ж он напророчил?
На стене справа внезапно включился огромный плоский телевизор. Шел, по всей видимости, новостной выпуск какого-то местного канала. Дикторша в возрасте явно за 50 (откуда таких берут?!) вещала на средней громкости о визите губернатора области в Карловы Вары, затем пошел репортаж о подготовке трудовых коллективов к встрече Рождества.
— Ого! – сказал я. – Часто у вас телевизоры сами включаются?
— Не понимаю, — удивленно сказал профессор. – Я его утром пытался включить – безрезультатно… Думал – он сломан.
— Это в этом номере контакт отходит, — с набитым ртом вступила Катя. – Все постояльцы жалуются.
«И это – номер люкс! – подумал я. – О, Россия…»
«Срочное сообщение! – продолжала тем временем вновь возникшая на экране дикторша. – В связи с проведением плановых профилактических работ уменьшена подача энергии со Средневолжской АЭС. Могут наблюдаться перебои с электроэнергией в Западном, Северо-Западном, Северном и Центральном районах города».
Я подцепил вилкой соленый грибок и поинтересовался у Кати:
— Центральный район – поди, наш? И часто у вас перебои с энергией?
— Ой, да постоянно, — беспечно махнула рукой Катя. – То одно, то другое. Но вы не волнуйтесь: у нас в подвале генератор, если что – сразу на него переключаемся. Будут перебои – вы даже ничего и не заметите. Так, мигнет – и всё!
Профессор добрался до пульта и убрал звук у телевизора. После чего торжественно обратился к нам:
— Друзья мои! А ведь это – то, что вы сейчас слышали – и есть то, о чем вы спрашиваете. О чем предупреждает инженер Гордеев. Перебои энергии! Как вы думаете, почему они возникают?
— Да это все знают, — ответила вперед меня Катя. – На соплях все, провода рвутся. А чинят плохо.
— Вот! – поднял вверх палец хозяин номера. – Совершенно верно – полный износ! Причем износ всего. Вы ведь, наверно, слышали, что в России износ инфраструктуры – любой, и энергетической, и транспортной, и коммунальной — составляет минимум 85%?
— Вы, проф, как-то неправильно цифру «85%» используете! – ответил я, веселясь. – 85% — это, как известно, столько избирателей поддерживает партию «Священная держава»! А вы нам тут про инфраструктуру какую-то…
— Тем не менее это так, — продолжал профессор с нажимом. – Линии электропередач, теплоцентрали, оборудование атомных станций, тепловых станций, паропроводы, газопроводы, сами здания и сооружения инфраструктурного характера – все изношено до предела! 85% — это еще средняя цифра. То есть во многих местах износ превышает 100%! Это значит, что это всё отработало один, два, три срока эксплуатации. Без замены и, зачастую, даже без положенного капитального ремонта.
— Жуть какая, — сказал я, зевнув. – Вы сейчас прямо в стиле нашего известного журналиста Папашина выступаете. Страшно, конечно – но это ж все и так давно знают. Всё давно уже сто раз износилось – но ведь работает же! Надеемся на русский «авось». Гордеев-то тут при чем?
— А Гордеев выдвинул концепцию «волны синхронизации», ВС. Якобы в истории иногда возникают, в результате особого рода солнечной активности, периоды, когда процессы изнашивания одномоментно в разных структурах резко ускоряются. То, что гнило – догнивает, ржавело – рассыпается. Если где-то металл был перенапряжен, то «усталость» металла переходит в качество – он лопается. И так далее.
— И что?
— И все. На некой территории, попавшей под излучение солнечного пятна, грубо говоря, рассыпается то, что, по идее, давно должно было рассыпаться. Просто это происходит не хаотично, а как бы одновременно. Ну, или почти одновременно. В течение дня. Точнее – семнадцати часов.
Скорее для Кати (я боялся, что она заскучает), я спросил:
— Там что-то у него вроде было про Великую Армаду…
Профессор улыбнулся:
— А! Это старая история. По Гордееву, волны синхронизации бывают довольно небольшого объема и по большей части проходят бесследно для человечества, рассеиваясь, так сказать, над морями и океанами.
— Да ну?!
— Вы, наверно, проходили в школе, что две трети поверхности Земли покрыто водой, — тонко улыбнулся он.
— А Великая Армада – это огромный флот кораблей, которую собрала Испания в 1588 году, чтобы окончательно разгромить и покорить Англию. Историки до сих пор никак не могли понять, как Англия сумела отбиться – по всем раскладам, у нее не было ни шанса противостоять испанцам на море. До сих пор это считали каким-то чудом. А Гордеев предположил, что флоту Испании не повезло – его в какой-то момент похода накрыло Волной. Корабли тогда тоже эксплуатировали в хвост и в гриву, износ был чрезвычайно велик… Короче, большая часть флота развалилась прямо в море еще до всякого столкновения с англичанами. Только это и позволило уравнять силы.
— Потрясающе! – сказал я. – И тут фоменковщина! И до истории Испании добрались, гады!
Тут снова послышался нарастающий рев самолетных двигателей, и еще одна тень огромного Эйрбаса мелькнула за окном в густеющих сумерках. Правда, выл он как-то не так – более жалобно, что ли. Или, скорее, тише.
— Катя! – обратился я к соблазнительной соседке. – Это ж невозможно! Почему самолеты летают так низко? У вас тут аэропорт, что ли, в черте города?
— Да нет, — удивленно ответила она. – Аэропорт в 35 километрах…
— Черт знает что! – продолжал я возмущаться.
Издалека раздался глухой взрыв. Или не взрыв – просто глухое «бух!» Где это, было не видно – в ту сторону не было окна. И это была та сторона, куда пролетел самолет.
— Он ревел как-то странно… — проговорила Катя.
— Как будто у него работал один двигатель, — очень озабоченно продолжил ее мысль профессор.
Не сговариваясь, мы все подошли к огромному окну и встали, тревожно глядя на панораму города.
— Ну вы, тоже мне, авиаторы… Двигатели самолета по звуку определяете, как же! – сказал я. – Вы еще скажите, проф, что самолеты у нас тоже изношены.
Мне хотелось подбодрить спутников и развеять смутную тревогу, которую, что уж скрывать, нагнал этот калининградский «доктор» своими побасенками.
— Ваш… то есть наш самолетный парк тоже изношен более чем на 70%, — задумчиво ответил тот. – Большинство самолетов приобретено в других странах, где они уже почти выработали свой ресурс… Им всем по 15-20 лет…
Я хотел возразить, но проф меня прервал, предостерегающе подняв руку.
— Что это было? – спросил он тревожно, скорее не нас, а сам себя. – Случайность, или…? И эта АЭС на «профилактическом ремонте»… Неужели все начинается раньше, и мы опоздали?
— Вы хотите сказать, что самолет упал из-за этой самой «волны» чего его знает чего? Бросьте. Да полно, не пугайте девушку!
Я попытался обнять стоящую рядом Катю, но она решительно высвободилась и сказала:
— Знаете, я, пожалуй, пойду. Мне пора, скоро смену сдавать.
По ней было видно, что возможную аварию самолета она приняла как-то очень близко к сердцу.
Пытаясь хоть как-то спасти вечер, я со смехом спросил:
— Ой, да ладно! Александр Глебыч, вы скажите лучше – зачем поселились здесь, да еще на такой верхотуре? Денег девать некуда?
Глебыч перестал вглядываться в сгущающуюся на глазах темноту и ответил с детской гордостью рассеянного ученого, сумевшего самостоятельно купить в магазине молоко и батон колбасы:
— Эту гостиницу я специально подбирал! Прошерстил весь городской интернет. Важно было найти поновее, как минимум – чтобы здание было не старше 1980 года постройки.
— А почему 1980??
— Как, вы и это не прочли?! Это же цифра Гордеева. Он изучил советские ГОСТы и эмпирически вывел, что ВС будет воздействовать в основном на постройки и сооружения, сделанные до этого года. Это общее правило – если, конечно, не было каких-то особо мощных факторов износа.
— И гостиница «Восток»?..
— А ее ввели в эксплуатацию в 2005 году, я посмотрел!
-Понятно. А «люкс»-то почему?
Профессор ощутимо смутился. После колебаний все-таки признался:
— Честно говоря, я с самого начала сомневался, что успею найти инженера. Из меня плохой поисковик, я только в текстах знаток… А сюда поселился, потому что самый верхний этаж. Обзор хороший. Мне предлагали соседний люкс, он называется «Современный», считается лучше – но там вид в основном на реку, а чего мне на нее смотреть?
Я догадался и рассмеялся.
— То есть вы здесь пристроились, чтобы в безопасности понаблюдать, как город будет рушиться, так, что ли? «Мне сверху видно всё»?
— Александр Глебович, — вдруг вмешалась уже стоящая у двери Катя, — но это как-то стыдно, знаете! Такой солидный на вид мужчина… Если вы считаете, что будет катастрофа – почему не предупредить?
— Да ведь предупреждали, Катя! – с горечью воскликнул он. – Гордеев уже полгода в набат бьет. Думаете, почему у меня его тетрадка? Да он всем их рассылает! В гордуму ходил, к мэру, к губернатору. Президенту писал, в газеты во все. Кто ж слушает? И это местный «актив»! А меня кто будет слушать? Все, естественно, считают его предупреждения тихим помешательством, а его самого – надоедливым сумасшедшим. Да вы ж и сами говорите оба, что ничего нового, все давно про всё знают и так. Разве нет?
— Ну, не знаю, — упрямо тряхнула головой Катя. – Что-то можно же было сделать?
— Есть такой анекдот, — горько усмехнувшись, сказал профессор. – Стрелочника экзаменуют – что делать, если он видит, что два поезда идут навстречу друг другу. Он говорит – переведу семафор. – Семафор не работает. – Переведу стрелку. – Стрелку заклинило. — Разожгу костер. – У вас нет ни спичек, ни зажигалки. – Ну тогда позову жену! – А жену зачем? – Пусть полюбуется на великолепное крушение!
Возникла пауза, и никто не улыбнулся.
— Однако мрачный у вас юмор, док, — сказал я наконец.
Тут что-то произошло, и номер еле ощутимо тряхнуло. В комнате погасли все лампы, вырубился беззвучный телевизор. На несколько секунд вокруг воцарился белесый сумрак. Но почти тут же с еле слышным гудением лампы вспыхнули вновь.
— Видите, я же говорила – генератор сразу включается! – сказала Катя. – А я пойду уже, мальчики. Не скучайте.
Она уже положила руку на ручку входной двери в номер (это, кстати, была тоже роскошная, все в том же пышном русском стиле массивная деревянная дверь, изукрашенная росписью, которую я мысленно определил как «под хохлому»). И вдруг замерла и снова повернулась к нам.
— Кстати, вы зря думаете, что гостиница построена в 2005-м.
— Почему?
— Там на сайте было правильно написано – введена в эксплуатацию. Это ее просто достроили, наконец, в 2005-м. А строить ее начали в 1977! Знаете, как оно бывало при большевиках? Фундамент кое-как положили, подняли на два этажа – да и бросили. Я тут сама еще в детстве с ребятами играла. В прятки и так далее. Мы это называли «в развалинах».
Профессор был очевидно ошарашен подобным известием.
— Достроили?? Как – «достроили»? Может быть, снесли и построили все заново?
— Да как бы не так! – с непонятным торжеством заключила Катя. – Что я, не видела? Так на старый фундамент и начали строить. Двадцать с лишним лет все стояло даже без крыши над вторым этажом, а потом все – раз-раз – да и завершили.
Я взглянул на профессора. Тот стоял, как громом пораженный.
— Ну, счастливо оставаться, — сказала Катя. – Любуйтесь тут в окно, спасибо за угощение.
И она нажала ручку двери. Дверь не шелохнулась. Она надавила плечом – никакого эффекта.
— Откройте, пожалуйста, дверь, — сказала она тихо.
— Я ее не запирал, — растерянно сказал профессор.
— Дайте я, — почувствовал я необходимость вмешаться.
Я подошел и толкнул дверь сам. Крепкое дубовое сооружение не шелохнулось.
— Генератор, говорите, в подвале, — тихо сказал я. – Сколько литров?
— Пятьсот, — прошептала Катя.
Глава 6. Волна пришла
— Давайте я, Катя, — сказал я. – Заело, наверно, что-то!
И я как следует навалился на дверь. Она не шелохнулась. Я надавил еще, аж застонал от натуги. Никакого эффекта!
— Во дела!
Я аж запыхался, пришлось расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке. – Какие-то чудеса. Что за шутки? Может, у вас администрация так шутит, типа, новогодние розыгрыши?
Катя негодующе фыркнула.
Профессор весьма нервно подошел к двери, тоже толкнул ее, потом стал осматривать и цокать языком, постепенно склоняясь до пола. Мы с Катей смотрели на него с недоумением и тревогой.
— Все ясно, — сказал он.
Я тем временем бросил взгляд в окно – и не удержался от возгласа.
— Ого! А что в городе-то случилось?!
— Что такое?! – вскинулись одновременно Катя и профессор.
— Да сами посмотрите – темень!
Действительно – еще вроде бы минуту назад вид из окна был вполне новогодний, открыточный – снежный и умиротворяющий: «дорожки» из горящих фонарей вдоль магистралей, приветливый свет тысяч окон… Теперь же за окном поселилась серая тьма, лишь местами прорезаемая фарами проезжающих машин.
Забыв о двери, мы с профессором бросились к панорамному окну.
— А где ж город? – вырвалось у меня. Мельком взглянул на профа – его лицо было искажено самым настоящим ужасом.
Отозвалась недовольная Катерина от двери.
— Да там же город, где и был. Что вы так переполошились? Опять свет веерно вырубили, эка невидаль! Аварий на электростанции, что ли, не видели? У нас так часто бывает.
В пейзаже стали вдруг снова проявляться окна – на этот раз они горели неярко, с каким-то красноватым свечением.
— Видите? – продолжала Катя. – Народ привык. Свечи зажигают, керосиновые лампы. Вы лучше думайте, как выйти отсюда. Я лично не собираюсь здесь с вами сидеть, мне домой пора, смена уже закончилась!
— Профессор, давайте вдвоем!
Я отвлекся от окна и снова пошел к двери.
— Бесполезно, — махнул тот рукой.
— Да бросьте! Вместе навалимся – и все!
— Посмотрите внимательно: дверь… как это говорится?.. встала косо…
(Я мельком удивился тому, что профессор, похоже, стал забывать русские слова)
— Перекосило? – ахнула Катерина.
— Ну да, — в голосе профа сквозила безнадежность. – Опустилась, так сказать, ниже уровня пола. И замок заклинило. Не открыть.
— Так давайте ее выбьем к чертовой матери! Не век же здесь сидеть, правда что!
Я действительно рвался в бой.
— Как вы ее выбьете, дорогой мой? Это дубовая дверь, толстая. Проклятый номер «люкс» и эта их «русская аутентичность»!
— Мда, дела… С чего ж вдруг ее перекосило?
— А Вы что, не замечаете наклона? – горько сказал профессор.
— Какого наклона? – не понял я.
В подтверждение своих слов профессор молча достал яблоко из блюда, стоящего на столике, и положил на столешницу. Яблоко секунду поколебалось, а потом решительно и весело покатилось к краю. Перед самым падением его машинально подхватила девушка Катя.
— Кривой столик?
Я все еще не понимал, что происходит.
— Это Волна, — проговорил профессор. – Стол ни при чем. Все здание чуть накренилось. Набок.
Подала голос Катерина:
— Я тоже что-то чувствую… вроде наклон в самом деле появился, туда, к стенке… Но этого же может быть!
Профессор развел руками.
— Стоп-стоп! – опомнился я. – Вы хотите сказать, что из-за этой вашей Волны… как ее… синхронизации сначала потух свет во всем городе, а теперь и наша гостиница стала как Пизанская башня?! И еще дверь из-за этого не открывается?? Но это же бред!
— Бред?! – чуть не закричал профессор. – Вы же сами приехали сюда из-за инженера Гордеева! Вы ему поверили! И вот пожалуйста – вы – и я! – оказались правы: все идет так, как он и предписал вот в этой (он потряс ею – я не заметил, когда он успел взять ее в руки) серой тетради!!
Мы попытались позвонить – телефоны не работали. Ни гостиничный, ни, что уж совсем показалось странным, наши сотовые. Мы поочередно давили экраны на каждом из них – никакого эффекта!
— Какая-то мистика! – не удержался я. – И телефоны не работают! А в то же время свет горит.
Буквально в следующий миг что-то крайне неприятно скрежетнуло, и я впервые почувствовал легкий, но все-таки безусловно реальный наклон комнаты. Тут же вдруг замигали, а потом погасли все лампы, и гостиничный номер погрузился во мрак. Что-то еще можно было различить разве что благодаря лунному свету – луна взошла в полную величину. По сырому ночному небу бежали облака, поэтому воздух в номере как бы все время мерцал.
— Ну вот, вы и накаркали, — желчно сказал профессор. – Свет горел, видимо, благодаря тому самому генератору в подвале. А сейчас гостиница еще чуть просела и накренилась, какие-то кабели зажало – вот и электричество накрылось.
— Господа, — внезапно подала голос Катя. – Прекратите скубаться. Лучше подумайте, как мы будем выбираться отсюда.
Я еще раз бросил взгляд за окно (там по-прежнему клубилась серая тьма), после чего решительно уселся в кресло. – Да что делать, что делать. Давайте просто посидим, помолчим. В конце концов, вас наверняка хватятся и кого-то пришлют.
— Да никто меня не хватится! – чуть не слезами в голосе сказала Катя. – Я же говорила, что у меня смена заканчивается! Девчонки наверняка подумают, что я отнесла еду и пошла домой, а мимо них как-то прошмыгнула…
— Ну ладно, — примиряюще сказал я разволновавшейся девушке. – Тогда заночуем! Это же люкс, тут масса места. Утром наверняка придут и освободят нас. Мы тогда рванем к Гордееву…
— Да вы что, не понимаете, господа?? – буквально взревел профессор. – Ферфлюхтер, майн готт!! Если основа гостиницы действительно построена в 1977 году, то что это значит? А?!!
— Не хотите же вы сказать… — начал я.
— Вот именно!! Здание изношено, и Волна на него действует, получается, точно так же, как и на все изношенное дерьмо в этом городе или даже в этом регионе!
— И… что тогда? – осторожно спросила Катя.
— Это значит, что оно может рухнуть в любой момент, — обреченно и уже как-то спокойно произнес профессор. – Мы в ловушке.
Словно в подтверждение его слов, пол снова едва заметно, но ощутимо качнулся, как будто еще чуть просел. Катя еле слышно ойкнула и, похоже, заплакала.