4 января 201… года.

Глава 1. Девушка с праздника
Выбравшись из метро «Свиблово» в густеющих сумерках короткого зимнего дня, я хватанул морозного воздуха, поежился, преодолел легкий приступ головокружения, сдержал рвотные позывы и обругал себя дураком: какие переговоры, с кем?! Кто меня ждет здесь, на другом конце Москвы, когда вся страна во власти тяжелого запоя?

Кругом сновали пьяные компании, слышался женский визг и грубый гогот, чуть поодаль от входа в подземелье мужик в тулупе, из-под которого виднелась тельняшка, старательно выводил «Раскинулось море широко», тупо глядя перед собой.

На трезвую голову в этой атмосфере всеобщего праздника было неуютно и страшновато. Захотелось домой; там грязно, пусто, но хотя бы тепло. И, возможно, удастся найти хотя бы полбутылки, не все ж эти скоты выжрали…

В кармане заныл телефон. «Вы приехали? Вы здесь?! Наше здание видно сразу! Аркадий, вы вас очень ждем! Комната 404!» Жутко настырная барышня.

Офисный центр и впрямь торчал совсем неподалеку – унылая прямоугольная коробка типично советского стиля «из стекла и бетона», облупившаяся и страшная, как моя жизнь. Видно, раньше тут был какой-нибудь чертовски секретный НИИ. А теперь – просто куча разных бессмысленных контор… Голова болела невыносимо. Я решительно двинулся к нелепой многоэтажной громаде через пустырь, сырой московский ветер противно холодил небритые щеки, под ногами скрипел снег – и только этот волшебный скрип во всем окружающем бесприюте напоминал о Новом Годе.
Здание выглядело абсолютно темным и безжизненным, и только с краю, на четвертом этаже, в единственном живом окошке горел свет. «Труженики, мать их! — подумал я беззлобно. – Надо же додуматься – 4 января сидеть на работе!»

Большие каменные ступени крыльца были уже занесены снежком, девственным и чистым; никто не входил сюда и не выходил уже как минимум несколько часов – Москва гуляла! Хмыкнув, я поднялся и вошел внутрь – большие стеклянные двери открылись мне навстречу. Вахтер не обратил на мой приход никакого внимания – перед ним мерцал голубым экраном переносной телевизор, там кривлялся Ургант, и никакие другие клоуны вахтера в данный момент не интересовали.

Я пожал плечами и отправился вверх по лестнице. Коридор на 4 этаже утопал во тьме. Подсвечивая себе дорогу мобильным как фонариком, я еле отыскал нужный кабинет. Едва успел прочитать под огромными латунными цифрами «404» табличку

ЧАС ИКС

— как дверь распахнулась, и я увидел вчерашнюю острогрудую брюнетку.

— Скажите, — спросил я как можно вежливее, — такая прекрасная форма груди – это следствие Вашей молодости или что-то природное?

Брюнетка смерила меня холодным взглядом, в котором, впрочем, мелькнул короткий всполох одобрения.
— Нет, это такой бюстгальтер, — ответила она. – Проходите… хм… Аркаша. Тимофей Петрович вас ждет.

О, эти черные волосы! Кармен!…
Меня повели через какой-то полутемный офис с древними канцелярскими столами, на которых стояли маленькие, тоже древние мониторы. Справа виднелась дверь в примыкающее помещение – вот там и горел свет, причем какая-то мощная лампа или люстра. Я подумал, что, скорее всего, эта единственная комната в здании, в которой сейчас, вечером 4 января, кипит работа.

А может быть, единственная во всем городе. Или во всей стране.

Чтобы не пробираться между столами молча, я задумчиво произнес в спину своей проводнице:

— Час икс…. Какое странное название! Очень подошло бы похоронному бюро!

Чаровница фыркнула. – Я разве вам не сказала? Мы – газета. Очень популярная, между прочим! Не поверю, что вы нас не читали.

Она приоткрыла дверь пошире и жестом вышколенного дворецкого пригласила войти первым к «Тимофею Петровичу». Я удивленно переспросил, входя:

— Газета?! Никогда не слышал! А о чем она?

«Кабинет главного редактора» оказался на удивление узкой и тесной каморкой (я даже предположил, что в былинные советские времена здесь, наверно, хранили швабры). Однако сейчас там кое-как разместили компьютерный стол, заваленный бумагами, верстками и раскрытыми книгами, а за столом в странной напряженной позе сидел маленький напряженный человечек, натурально, в костюме и белой рубашке, с мрачно-серьезным выражением на почти детском личике.

При моем появлении он оторвал взгляд от бумаг и вместо приветствия ответил:
— Мы специализируемся на самой востребованной теме нашего времени, уважаемый Аркадий Петрович, — проникновенно сказал он, поднимаясь мне навстречу и приветливо указав на стул напротив себя.

— Что-то эротическое?

Рахиль за моей спиной возмущенно фыркнула.

— Хиля, сделайте нам чаю!
Потешный малыш отдал указание и продолжил, обращаясь ко мне:

— Нет. Мы пишем о конце света. И только о нем.

— А! Так вы не об эротике, а об энергетике! – попытался я сострить.

Тимофей Петрович (я мысленно обозначил его «Тимошкой», учитывая рост и смешную мордаху), скорбно покачал головой. Не выдержав повисшей паузы, я уточнил:

— В смысле – о конце? Вы что, всерьез?? Что-то религиозное – трубы там, архангелы, Страшный суд и вот это всё?!
И тут же я мысленно опять пожалел о своем визите – не хватало еще нарваться на религиозных фанатиков! По кое-какому прежнему опыту я знал, что в личном общении они бывают весьма неприятны, а главное – из них невозможно выжать никаких денежных знаков!

Тимошка печально вздохнул и опять покачал головой.

— Да почему же обязательно религия? Не только, хотя и архангелы тоже, конечно… Нет, мы о Конце Света во всех смыслах и аспектах.

Увидев недоумение, он вдруг зажегся:

— Да что вы, право, Аркадий… э-ээ Петрович! Кого нынче интересуют эротика с энергетикой? Мы – группа акционеров и я как автор идеи и главный организатор – создали газету, чтобы отвечать людям на единственный сегодня вопрос, который ПО-НАСТОЯЩЕМУ их волнует: Когда и Как все это (тут он широко развел руками, как бы обнимая все сущее) наконец закончится?!

— Гм…
Я, признаться, несколько обалдел. За спиной слышалось восторженное сопение местной Кармен. А Тимофей жёг дальше:

— Да, Аркаша, да! Что вы так смотрите? Сознайтесь – ведь и вас заботит только это! Планы, перспективы… Разве остался кто-то, кто не понял еще, что все летит в тартарары?! Дешевый оптимизм, все эти победные реляции – давайте оставим партии «Священная держава», нашему дорогому президенту и радиостанции «Эхо Радонежа». Всерьез все это давно никто не воспринимает. Про секс и эротику читать скучно – всех голых баб уже рассмотрели, все позы перепробовали. Что еще – уголовщина? Кто кого зарезал в пьяной драке? Разоблачения – типа «прокурор украл деньги у губернатора»? Да кому это интересно – все знают, что они там все воры.

Рахиль (а никакая не Рая!) принесла чай и поставила перед нами чашки. Оратор жадно отпил и продолжил:

— Про международное положение, туризм и прочее? Так ведь и в мире не лучше, сами знаете: кругом геи, религиозные фанатики, террор, разврат и наркотики! Нееет, людей не проведешь; люди видят, что все на волоске, и хотят, чтоб все уж закончилось побыстрей. И ведь (Тимофей в этом месте сатанински подмигнул) интересно, поди, как все грохнется, с чего начнется… А? Ведь интересно, признайтесь! И мы такую информацию предоставляем. В доступной, легко читаемой форме.

— А! — догадался я. – Не только религия. А еще там падение метеорита, глобальный коллапс после истощения запасов нефти? Крах доллара в духе Хазина. Понятно.

— Хазин ведет у нас колонку, — подала голос Рая. Похоже, она вправду гордилась своей газеткой.

— Да, у нас есть все эти темы, — гордо подтвердил хозяин кабинета. – И еще масса других. В каждом номере обсуждаются приметы краха. Их в избытке.

— И как – читают?

Опять ответила Рая.
– Мы начали полгода назад с тиража 10 тыс. экземпляров. Сейчас у нас уже 150 тысяч, мы в числе самых быстрорастущих на рынке печатной прессы.

Я развел руками. – Странно в таком случае, что я о вас не знаю.

— А вы вообще прессу покупаете? Читаете периодику? – придирчиво спросила Рая.

— Нууу… — ответил я, не желая ударить в грязь лицом. – Больше в интернете… А из печатных предпочитаю солидные издания: «Православный Коммерсант», «Приходские Ведомости»… А вас я даже в киосках не видел!

Вступил Тимошка извиняющимся тоном:
— Это может быть – в Москве у нас до сих минимальные тиражи. Трудно, знаете, проникнуть на столичный рынок. Мы больше по регионам. Вот там – успех!

— Москва зажратая, — свирепо сказала Рая. – До сих пор в интернетах читает. А в регионах, сами знаете, со светом перебои, с интернетом в последнее время тем более, а почитать людям хочется. Берут нас!

— Впечатлен историей вашего бизнес-успеха, — сказал я, прихлебнув чай (в горле, как назло, опять пересохло) и еще раз критически оглядев тесное помещение для швабр, где текла наша беседа. – Даже Хазин с вами! Наверно, и этот тоже.. как его? Советник президента? Отец Илларион, да?

— Не знаю, о ком вы, — сказал «автор и организатор проекта». – Но вообще да – с нами звезды! Реальные звезды отечественной журналистики. Потому что они понимают – за нами будущее!

Оценив двусмысленность последней фразы, я вежливо спросил:
— Да? И кто же?

— Сам Папашин! – опять «поперек батьки» влезла Рая. В ее голосе звучало нескрываемое торжество.

— Да ну? – удивился я. – Олег Папашин? Знаменитый борец с режимом, его несгибаемый критик, автор нескольких книг, неоднократно пострадавший от его верных псов, но не утративший блестящего владения словом и мужества?! Да он же вроде на «Эхе Радонежа»?!

— Да, он самый, — важно подтвердил Тимофей. – С «Эры» его ведь выгнали, еще летом. И он пришел к нам.

— Кто выгнал?

— Сам Веник, за русский национализм. Его никуда не брали, и он пришел к нам. Наш ведущий автор. Вот так. Да полно, вы разве не читали или хотя бы не слышали его «Псы в закрытом городе»? Было на несколько номеров. Его репортаж! С места событий. Была ведь масса перепечаток.

— Я, извините, работаю брокером на бирже, всю осень, как помните, творилось черт знает что, было не до чтения периодики…
(На самом деле я малость приврал, увы – я уже НЕ работал на бирже, с биржами нынче дела совсем швах; но зачем газетчикам знать такие детали обо мне?)

— Жаль, что не читали. Миллионы прочли!

— О чем хоть?

— Там про закрытый город в Курской области. Знаете, есть у нас такие города еще с советской власти, где бомбы атомные собирают? Целый город, обнесен забором. Ну вот там устроили на местной свалке неучтенный склад радиоактивных отходов, еще в начале 80-х, как оказалось. А на свалке жила стая бродячих псов. Они облучились, мутировали, за несколько поколений сильно поумнели… Неужели не читали?!

— Да никогда! – ответил я искренне. – И что дальше?

— Ну как что? Потом эти псы сорганизовались и спланировали захватить завод по производству ядерных бомб.

— Зачем??

— Как зачем? Взорвать хотели, устроить нам тут суперЧернобыль. Мятеж этих псов две недели подавляли, а Папашин все нам описал. Как он проник в город и работал с рядом с бригадой спецназа.

— Но это же все какой-то собачий бред!! – вырвалось у меня. – И у вас вся газета такая?! Кто ж такое будет читать?

— Читали как фентези, — опять за Тимофея ответила Рая-Рахиль. – Мы ведь вообще официально подаем себя как научно-фантастический еженедельник. Иначе бы цензуру не прошли.

— Это понятно, — сказал я, успокаиваясь. – А у Папашина, значит, еще и дар писателя-фантаста? Разносторонний морячок…

Тимофей вдруг склонился ко мне, перегнувшись через стол.

— У нас, да, есть фантастические произведения, — сказал он. Глаза его горели сухим фанатичным блеском. – Но вам я скажу честно, Аркадий Петрович: у Папашина никакого дара фантаста. Он репортер. И он действительно там был.

Я поперхнулся чаем.

— Где?!

— В том городе. Только он не в Курской, он в Пензенской области. Цензура!..

Я лишился дара речи. – Вы шутите?

— Ничуть. Он и фотографии оттуда привез, целый ворох.

— Бродячих собак со свалки?!

— Да. Но вы бы видели, какие морды у тех собак!..

Я покрутил головой, внимательно вглядываясь в своих собеседников. Тимофей сидел прямо передо мной, Рая как-то пристроилась позади, за моим левым плечом. Оба были непрошибаемо серьезны. Ни издевки, ни улыбки.

Захотелось прекратить этот цирк немедленно.

— Прекрасно, господа. Я все понял про ваше замечательное издание. Может быть, перейдем все же к делу?

— Давайте, — охотно согласился Тимошка. – Вы готовы выполнить то, что от вас требуется?

— Я ему еще не рассказывала, — виновато сказала Рая. – Вы же сами просили…

— Вообще-то с вашей чудесной помощницей мы познакомились вчера, — решил я взять инициативу в свои руки. – Мы все вместе с моими друзьями праздновали новый год у меня на квартирке. Была веселая компания, честно говоря, особо поговорить нам с ней не удалось, хоть я и старался. Мне даже показалось, что она довольно рано ушла…

Рая промолчала, чуть потупившись.

— К утру все разошлись, я, если позволите, забылся в тяжелом похмельном сне… И вдруг в жуткую рань – звонок!

— Я позвонила в час дня! – подала голос Рая.

— Я и говорю – в жуткую рань. Кто, что – не представляю. Оказалось – девушка с моего праздника. Я и имя-то с трудом вспомнил. Заговорила о какой-то работе, что мне понравится, что это очень срочно и мне хорошо заплатят…
(здесь я сделал паузу и внимательно посмотрел на хозяина каморки; тот сидел без всякого выражения на лице, как Будда) Я специально уточнил – хорошо ли; девушка мне по телефону подтвердила, что да. При этом деталей раскрывать не стала, сказала, что все при встрече. Вот я собрался и приехал.

— Думаю, немногие в такой день, посреди новогодних каникул, согласились бы приехать невесть куда, — заметил Тимошка с некоторой, как мне показалось, подковыркой.

— Я очень любопытен, — сказал я.

— Или очень хотите заработать, — сказал он.

— В общем, я здесь, — не стал я спорить. – И дело для меня совсем темное. Хочу лишь подчеркнуть, если вы это еще не поняли: я не совсем журналист.

— Вчера на празднике вы рассказывали о своих приключениях в качестве пиарщика на выборах, — вступила в разговор помощница босса. – Очень увлекательно! Как вы газету издавали, как интервью у губернатора брали…

— Ошибки молодости, — сказал я скромно. – Я эти истории рассказываю всегда, если выпью больше бутылки шампанского. Друзья уже выучили наизусть, а на свежачка идет до сих пор хорошо. Но что с того?

— Нам нужно, чтобы съездили в один город на Волге и взяли там интервью, — сказал редактор Тимофей. – Дело действительно срочное. Я, правда, рассчитывал, что Рахиль подберет настоящего журналиста…

Рая-Рахиль вспыхнула и быстро ответила умоляющим, жалобным голосом.
— Тимофей Петрович! Где ж я возьму журналиста 4 января?! Все или уехали, или бухают так, что их не найти. Я все связи подняла – никого нет! Вы же знаете – сейчас мертвый сезон…

— А что ж вы к Папашину не обратились? – спросил я.

— Папашин сейчас в Сибири, — вздохнув, ответил главред. – Я его отправил готовить материал о третьей внучке Агафьи Лыковой – она, говорят, стала предсказательницей, страшные вещи пророчит. А до нее добираться… Там даже сотовых нет.

— Папашин сейчас на Мальдивах отдыхает с женой, — саркастически поправила Рая. – Я ему вчера звонила. В отель. Он говорит, что в отпуске, и что оттуда он сразу в Сибирь, мол, все равно ближе будет, чем из Москвы.

— А, и вы собираетесь сделать замену: меня на Мальдивы, а его брать интервью на Волгу? – развеселился я. – Что ж, я согласен!

Тимофей, как мне показалось, скрипнул зубами, но сказал спокойно:

— Ладно, с Папашиным потом разберемся. В общем, дело такое. Вам надо поехать в город С. И поговорить под запись с человеком, который написал вот это.

С этими словами он порылся в груде бумаг на столе и извлек оттуда толстую общую тетрадь.

— Это что?

— Это из нашей почты. Послание о новом Армагеддоне. Написал главный инженер местной ТЭЦ, некто Гордеев. Предрекает какую-то катастрофу невиданной силы, грозит гибелью трех миллионов человек… Интереснейший материал! К сожалению, это то немногое, что я сумел разобрать.

— А в чем проблема?

— Тетрадка написана от руки, почерк жуткий! Да и больше половины текста – какие-то графики, таблицы, математические формулы… Мы все в этом – ни уха ни рыла. А ведь бред там первостатейный: какие-то «волны синхронизации», гибель АЭС, плюс почему-то гибель Великой Армады… У нас бы это читали не отрываясь.

Я ничего по-прежнему не понимал.
— И вот из-за этого надо тащиться в другой город?? Чтобы поговорить с каким-то очевидным сумасшедшим? Да какая разница, что он там наплетет! Вам делать нечего? Если хотите, давайте я сейчас сяду и часа за два наваляю вам сценарий какого угодно армагеддона. И никаких командировочных. За каким чертом надо…

Тщедушный Тимофей вдруг взревел, как раненый буйвол.

— Я так и знал!! Рахиль, кого ты привела? Это же пиарщик!! Выгони его немедленно, я сам, сам поеду…

Он стал подниматься из-за стола и вдруг охнул и осел обратно, схватившись за бок. Похоже, ему действительно было больно.

Рая взвизгнула:

— Тимофей Петрович, вам нельзя! Подождите здесь, я все объясню.

Она схватила меня за рукав и буквально выволокла из кабинета.

— Кеша…, — начала она шепотом в том самом полутемном зале редакции. Ее глаза бешено сверкали в темноте. – Аркадий! Вы ничего не понимаете! Не смейте такого говорить Тимофею, он вчера только сбежал из больницы. Нельзя говорить, что вы напишете за кого-то!

— Но он же сам говорит, что все это бред… — ответил я тоже шепотом.

— Да, бред! Это высококлассный бред натурального шизофреника! И в этом и состоит его огромная ценность! А чем, вы думаете, мы наполняем большую часть газеты – Хазиным вашим?

— Как… — опешил я.

— Вы когда-нибудь видели картины, написанные душевнобольными? – строго спросила меня Рая.

— Нет.

— А зря! Натуральные сумасшедшие рисуют поразительно, это что-то такое завораживающее… Да и большая часть искусства создается кем, по-вашему? А?

Я молчал, потрясенный напором.

— Возьмите того же Ван Гога, к примеру. Ведь псих был со справкой! Ухо сам себе отпилил. Без анестезии! А зато картины какие у него? Вот то-то. Настоящий, систематизированный, глубокий бред – огромная редкость. Каждый такой фантазер – огромная находка. А вы?! Мы вас просим – пойдите и привезите нам картину Ван Гога, вот адрес. А вы отвечаете – не надо никуда ездить, я вам сам нарисую?! Вы что – сумасшедший?

— Нет, — ответил я честно.

— Хорошо, что вы хоть это понимаете. Пойдите, пожалуйста, и убедите Тимофея, что вы все сделаете как надо.

— Без проблем. Кто ж знал, что он такой нервный.

Я вернулся в кабинет. Тимофей сидел, мрачно опустив голову на руки.

— ОК, босс, я все осознал. Так и быть, сгоняю куда вам надо. Хотя я все равно не понимаю – почему такая спешка? Зачем надо куда-то ехать именно в новогодние каникулы? 12 января все выйдут на работу…

— Нельзя 12-го, — горько сказал главред. – Нельзя! Я не сказал еще главного: автор вот этого (он ткнул пальцем в тетрадь) запланировал свой армагеддон на 6 января. Понимаете? На шестое!

— Так вы ж не думаете, что после 6-го несчастный город С. исчезнет с лица Земли? – воззвал я к здравому смыслу. – Куда он денется?

— Да город-то никуда не денется, — ответила со вздохом за босса острогрудая помощница. – Мы ведь тоже, к сожалению, в своем уме. Но как отреагирует на провал своего пророчества наш сумасшедший инженер – вот вопрос!

— Высокая вероятность, что больной после провала прогноза, как говорят психиатры, дезадаптируется. Как это так – он обещал катастрофу, все «просчитал» — а ничего не изменилось? – горестно проговорил создатель «Часа Икс». – Они обычно этого не выдерживают!

— Это страшное дело, — кивнула Рая.

— А как это – дезадаптируется? – полюбопытствовал я.

— Да кто ж знает! – махнул рукой Тимошка. – Может, в буйство впадет. Или наоборот – в ступор. Или, чего доброго, с 9 этажа вниз головой сиганет – устроит, так сказать, свой личный армагеддон. Одно точно – скорее всего, после 6-го никакого интервью нам с ним не видать.

— И у нас полетит ключевой материал номера!! Тимофей Петрович этого не переживет, а ему нельзя волноваться! Теперь понимаете, какая спешка? – с жаром поддержала шефа дочь Сиона.

— Мда, ребята, — протянул я. – На вашем примере я вижу, что безумие заразительно. Но все равно не понимаю: а что, позвонить этому инженеру нельзя? Телефон, понимаете? Скайп? Дзинь-дзинь, алло? Зачем ехать? Или про конец света нельзя по телефону?

— Да что ж мы, не пробовали звонить?! – с тоской взвыла Рая. – На местной ТЭЦ его почему-то звать отказываются, трубку бросают. Домашнего телефона нигде нет, сотовый мы его разузнали – наглухо выключен!

— Гм… — сказал я. – Что ж, давайте подведем итоги. Вы, значит, хотите, чтобы я поехал, как я понимаю, ПРЯМО СЕЙЧАС в пасть к какому-то сумасшедшему и, возможно, буйному инженеру за тридевять земель на Волгу, нашел его и поговорил с ним по душам. При этом вы не знаете ни того, как с ним связаться, ни его адреса. И на все про все у меня два дня?

— Один день, — слабо простонал редактор. – Один. Я думаю, что шестого, в день предполагаемого «начала катаклизма», говорить с инженером будет уже поздно.

— Да, мы хотим, чтобы вы все завершили пятого, — жестким голосом подтвердила помощница.

— Нам этот материал нужен буквально кровь из носу, — веско добавил он.

Ощущение, что я участвую в каком-то сюрреалистическом розыгрыше, у меня окрепло до максимума. По-хорошему, конечно, давно уже надо было встать и уйти; я бы давно так и сделал – но, черт, мне действительно были нужны позарез деньги!! За квартиру – ту самую, где сейчас на фоне общего разгрома сиротливо мокли окурки в мисках с недоеденным холодцом и катались по грязному полу пустые бутылки – так вот, за это самое мое последнее пристанище было не плачено уже три месяца, и хозяин недвусмысленно грозил выпереть меня, даже не дожидаясь светлого Христова Рождества.
Ну, так жестоко он поступить скорее всего не мог, но до 9-го мне всяко нужны были бабки. Нужны! Приходилось выслушивать бредни двух безумных клоунов из свибловского гадюшника и даже вежливо кивать в ответ. Мы паскудно зависели друг от друга: им, кроме меня, негде было взять писаку-интервьюера – но и мне, без пяти минут бомжу, негде было найти подработку в оставшиеся дни глухого Всенародного Выпивона.

Поэтому я лучезарно улыбнулся и сказал:

— Нет проблем! Работка как раз по мне! Как сказали бы в голливудском триллере – вы обратились как раз по адресу, друзья. Я принесу вам в клюве скальп этого инженера Гарина до того, как он окончательно съедет с катушек – ну а вы мне заплатите полтора миллиона за все про все. Деньги, конечно же, вперед.

У моих нанимателей вытянулись лица. Первой опомнилась, конечно же, дщерь израилева. Она сказала с явным неудовольствием:

— Ну, знаете, Аркаша… Вообще-то у нас такой материал стоит максимум 700 тысяч… И то, если его приносят «золотые перья»…

— Полтора миллиона – это очень много, — поддакнул Тимошка-прохиндей.

На самом деле полтора «лимона» едва позволили бы мне рассчитаться за мою двухкомнатную халупу в Измайлово; но я всегда был уступчив – поэтому сбавил:

— Хорошо, миллион двести, и надеюсь, по рукам. Вы ж понимаете срочность операции и все препятствия?

— Я согласен! – быстро сказал Тимофей.

Далее, однако, выяснилось, что никаких наличных вперед они выдать не могут – «вы ж понимаете, 4 января… Бухгалтера нет, сейф опечатан… Но мы дадим вам расписку! Мы солидное издание, мы в десятке!»

Конечно, уж на этом месте точно надо было встать и уйти. Удивительно несерьезно, чисто по-русски: зовут работника, договариваются, ударяют по рукам – и тут нате, вспоминают, что у них нет денег!

— Тимофей сбежал из больницы практически в пижаме, — жалобно уговаривала меня, чуть не плача, Рая. – Все случилось так внезапно… Мы дадим вам диктофон! Даже не надо ничего расшифровывать – просто поговорите с ним ПОДРОБНО и пришлите файл по электронке, мы сами все дальше сделаем. Только успейте до послезавтра, очень вас прошу. Мы уже 12-го… нет, даже 11-го все вам заплатим!!

И я опять дал слабину.
— Ладно, черт с вами! Давайте расписку… Только постойте: а командировочные?? А билеты – я что, на свои буду покупать?!

Тимофей Петрович взвыл. Дело опять повисло на волоске – ведь, между нами говоря, никаких «своих», кроме тысячи на метро, у меня с собой не было. И тут Рая пошла на жертву: запустив руку куда-то к груди, она извлекла оттуда 50-тысячную купюру. После чего бросила взгляд, полный муки, на меня, и обожания – на шефа.

Что ж, дальше оставаться не было смысла. Придется тащиться на вокзал за билетами в город С. На прощанье, в качестве талисмана, я захватил визитку «специального корреспондента Папашина О.» (на столе валялась нераспакованной целая пачка).

На улице крепчал морозец, пьяные крики поутихли. С тетрадкой за пазухой, распиской и визиткой пронырливого Папашина, греющего в это же время свои кости где-то в благополучных тропиках, я двинул черт знает куда и черт знает зачем.

5 января 201… года, первая половина дня.

Глава 2. Ничто не предвещало Армагеддона

Так… надо сосредоточиться! Продолжу излагать по порядку.

На вокзал я добрался перед самым отправлением ночного поезда, билет брал в спешке; еле-еле сумел купить один из последних, жутко неудобный — в плацкарт на боковушку. Причем дело было вовсе не в большом наплыве желающих отбыть в приволжский город С., а просто «по случаю новогоднего затишья» в состав заложили всего три вагона. Проклятое РЖД, как же оно достало своей экономией!

Поезд, по последней моде, окропили святой водой (то есть специальный железнодорожный поп походил вдоль состава со своим кадилом), и под его невнятные благословения тронулись. Несмотря на все это благочестие, в вагоне было жутко холодно. Я поначалу впрямь собирался проявить добросовестность и почитать загадочную тетрадку инженера на сон грядущий, дабы не ударить в грязь лицом при встрече с душевнобольным; но из всех щелей тянуло, голова снова разболелась! Слава богу, что с этого года проводникам разрешили продавать пассажирам не только чай, но и «Горькую настойку» (которую остряки тут же прозвали «железнодорожной водой»). Цена ломовая, как в самолете – но выбирать вашему покорному слуге не приходилось.

«Для сугреву» уговорил больше половины под предложенную той же сердобольной проводницей пачку печенья, да и забылся на узкой и тесной боковушке, свернувшись, как неудачный эмбрион перед абортом. Спал плохо; во сне я уныло бродил вдоль бесконечной анфилады дверей с одинаковыми табличками «Инженер Гордеев». Я открывал их одну за другой – все комнаты за ними были пусты…

Утром славный город С. встретил меня грязной снежной кашей, низким седым небом, злобными рожами редких прохожих и пронизывающим ветром в лицо. На площади перед вокзалом мокла облезлая новогодняя елка. В Москве нет такой сырости! Это был явно подарок от Волги.

Я мгновенно закоченел на ветру, стоя на привокзальной площади в раздумьях, что делать дальше. Надо было что-то решать, отправляться на поиски ТЭЦ и неуловимого инженера Гордеева – но мысли ворочались в голове слабо, зубы начали выбивать дробь, я почувствовал, что к привычному похмелью добавляется еще и простуда… Да гори оно все огнем!

Чувствуя, что того и гляди прямо здесь отдам концы, я быстро влез рукой в наплечную сумку, безошибочно нащупал бутыль, вытащил ее, откупорил и влил в себя остатки пойла. Прямо так, из горла. Это было жесткое, но, пожалуй, единственно верное решение.

Сразу стало веселей и теплей, перед глазами волшебным образом исчезла хмарь. Я с новым интересом оглядел окрестности – и тут же увидел остановку маршруток. Допрос прохожих показал, что отходящая прямо сейчас дребезжащая повозка идет до «интуристовской гостиницы». Прекрасно!

Чувствуя, как по всему телу разливается энергия и решимость, я двинулся туда, словно влекомый мощным магнитом. И задремал на сиденье.

Во сне у меня и созрел план: зайти в гостиницу, поселиться в ней, осмотреться, позавтракать – и уже спокойно, обстоятельно заняться поисками. По-моему, чрезвычайно разумное, солидное решение. Я, правда, об этом сам лично не помню – я излагаю сейчас некую реконструкцию событий. Но едва ли я сильно ошибаюсь.
И почему-то чем ближе подходил я к «Хотелу Восток», тем сильнее крепла во мне уверенность, что искать инженера и не придется: он там, он меня ждет! У нас с ним назначено… Где? Конечно, в «Востоке»!

Дальнейший, ключевой для всего повествования эпизод мне изложил мой нынешний приятель, о котором речь пойдет ниже. Дело, по его словам, было так: он стоял внизу, у стойки ресепшн — пытался раздобыть поименный телефонный справочник всех жителей города; и тут появился я. Буквально ввалился с улицы. Вид бравый, нос красный, походка малость неуверенная. Странный субъект чрезвычайно целеустремленно направился к ресепшн и, натурально, стал требовать инженера Гордеева. Якобы он ждет, его нужно срочно вызвать. Никакого Гордеева, однако, в гостинице не числилось. Получив отказ, я начал скандалить, требовать, чтобы показали книгу постояльцев, что-то орал о «чрезвычайной важности» и «спасении мира» (!)

Скорее всего, все бы быстро кончилось вызовом полиции и препровождением в кутузку… Но нет! Тот самый мой будущий приятель, стоявший у стойки, услышав, как кто-то на разные лады повторяет «инженер Гордеев», сначала оцепенел, а потом понял, что «провидение дало ему шанс» (его слова): он подошел, назвался моим другом, невесть каким образом (скорее всего, при помощи купюры) уговорил девицу, сидевшую за ресепшн, пропустить «друга» (то есть меня) без оформления «в гости».

Возможно, сыграло свою роль то, что мой нежданный спаситель занимал один из двух роскошных «президентских люксов» на 21 этаже гостиницы (то есть это был практически пентхауз). Я, по его словам, поначалу никуда идти не хотел – и согласился только после того, как мне было обещано, что мы идем «к инженеру Гордееву». Всю дорогу в специальном «президентском» лифте я рассказывал без умолку, какой великий человек Гордеев и как важна наша с ним встреча для судеб мира.

Этого я тоже почти не помню. А вот своего спутника я запомнил. Сначала он показался мне старичком – этаким интеллигентным аккуратным занудой, такими в старых советских фильмах изображали старорежимных профессоров. Я даже так и окрестил его мысленно – «Профессор». Лишь потом я разглядел, что «Профессор» совсем не старик, просто суховат и бледен не в меру; а так он вполне моложавый мужчина лет 50.

Мужичок представился доктором Александром Иноземцевым… Впрочем, это было уже потом.

А до того случился небольшой конфуз: завалившись в номер, я сразу же проследовал в дальнюю комнату пентхауза, рухнул там на кровать и… захрапел. Прямо как был – в куртке и шапке.

Гм! В общем-то, столь простецкое поведение мне обычно несвойственно. Думаю, сказались бесчисленные празднования, волнения, беспокойство о будущем, необычное задание и, конечно, вызванная им резкая перемена обстановки. Стресс, словом.

Однако уже через 3 часа я проснулся на удивление свежим и бодрым. Мой гостеприимный хозяин, как оказалось, все это время терпеливо ожидал моего пробуждения, тихо сидя в соседней комнате. Только тут и произошло наше взаимное представление:

— Аркадий Панин… э-ээ… журналист. Из Москвы.

— Доктор Александр Иноземцев. Из… э-ээ.. Калининграда.

— А вы и вправду доктор? – весело спросил я. – От чего лечите? Честно говоря, чертовски хочется жрать! У вас тут нет ничего перекусить?

— Я распорядился, нам принесут обед в номер. Через (он посмотрел на часы) 5 минут.

— Спасибо, кстати, за гостеприимство. Плохо помню, как я здесь очутился… Мы знакомы?

— Я вам охотно подскажу: вы пришли сюда, потому что искали некоего инженера Гордеева.

— Точно! – удивился я. – Только убейте, не пойму, почему я решил искать его здесь.

— Это уже неважно. Я предлагаю вам искать его вместе. Дело в том, что я приехал позавчера и уже отчаялся его как-нибудь найти. Мы ведь с вами знаем (тут он многозначительно взглянул на меня), что у нас очень мало времени!

Доктор Иноземцев поднял и поставил на стол дипломат. Щелкнул застежками, открыл, извлек из него нечто серое и положил передо мной.

— Вам знакома эта вещь?

Я опустил взгляд. Передо мной лежала еще одна серая общая тетрадь с уже знакомым неразборчивым почерком.